Неточные совпадения
Я теперь живой, заезжий свидетель того химически-исторического процесса, в котором пустыни превращаются в жилые места, дикари возводятся в чин человека,
религия и цивилизация борются с дикостью и вызывают к жизни спящие силы.
Коллективизм существовал в
исторических объективациях
религий, отдельно и в православии и в католичестве.
Тареев утверждает свободу абсолютной
религии духа от
исторических форм и свободу природно-исторической жизни от притязаний религиозной власти.
Всемирная Римская империя создала
историческую почву для вселенской
религии.
Искушения христианской истории отразились на
историческом христианстве, которое оказалось компромиссом подлинной
религии Христа с царством князя этого мира.
И вот человечество в
исторических своих путях должно было пройти безрелигиозный гуманизм, чтобы наступили времена
религии богочеловечества, чтобы открылась человечеству религиозная правда о его окончательной земной судьбе.
Вся
историческая драма
религии Нового Завета в том, что Новый Завет человека с Богом, Завет любви и свободы не был еще соборным соединением человечества с Божеством.
Наука вообще, в частности
историческая науки, дает превосходные исследования о
религии, о мистике, о Пифагоре, например, или о бл. Августине.
Прежде скажу о тех сведениях, которые я получил об истории вопроса о непротивлении злу; потом о тех суждениях об этом вопросе, которые были высказаны как духовными, т. е. исповедующими христианскую
религию, критиками, так и светскими, т. е. не исповедующими христианскую
религию; и, наконец, те выводы, к которым я был приведен и теми и другими, и
историческими событиями последнего времени.
Сила Иваныч не был нисколько ханжою и даже относился к
религии весьма свободно, но очень любил заниматься чтением книг духовно-исторического содержания и часто певал избранные церковные песни и псалмы.
Дело в том, что наука строится по известным заданиям, она ставит себе лишь определенные проблемы, а соответственно сосредоточивает и свое внимание лишь на известных явлениях, отметая другие (напр., очевидно, что вся религиозно-историческая наука при ее основоположном и методическом рационализме строится на принципиальном отрицании чуда, и поэтому все элементы чудесного в
религии, без которых, быть может, нельзя и понять последнюю, она относит к области легенд и сказок).
Они не замечают при этом, что сегодняшняя «естественная
религия» завтра станет уже
исторической, и даже более того, до известной степени становится уже ею в тот самый момент, когда ощущает себя объективной и кафолической.
Сказанное приводит нас к уразумению
исторического в
религии.
Действительно, попытка исчерпать содержание
религии логическим анализом общих понятий приводит ее к иссушению и обескровлению — таковы «естественные» или философские
религии, пафос которых и состоит во вражде ко всему конкретно-историческому (вспомним Толстого с его упорным стремлением к абстрактно универсальной
религии: «Круг чтения» и под.); между тем живая
религия стремится не к минимуму, но к максимуму содержания.
Кто не допускает особого религиозного удостоверения и отрицает особый орган религиозного ведения, тот должен в изумлении остановиться пред всемирно-историческим фактом
религии как каким-то повальным, массовым гипнозом и помешательством [Интересно наблюдать, в какие безысходные трудности попадают те из историков «культуры», которые лишены внутреннего понимания
религии, но и не имеют достаточно прямолинейности, чтобы совершенно отмести, как хлам и предрассудки или «надстройку» на каком-нибудь «базисе», религиозные верование и культ.].
Ими установляется законность и неустранимость церковного предания, этой утверждающейся кафоличности, иначе говоря, намечается путь к положительной церковности:
религии не сочиняются по отвлеченным схемам одиноким мыслителем, но представляют собой своеобразный религиозно-исторический монолит или конгломерат, имеющий внутреннюю связность и цельность.
Особую разновидность естественной
религии, или «
религии вообще», составляет так наз. теософическая доктрина, согласно которой все
религии имеют общее содержание, говорят одно и то же, только разным языком, причем надо отличать эзотерическое учение, ведомое лишь посвященным, и экзотерическое, существующее для profanum vulgus [Непосвященная толпа (лат.) — выражение Горация («Оды», II, 1,1)]; различия символики и обряда, обусловливаемые
историческими причинами, существуют только во втором, но не в первом.
Эти положения имеют необыкновенную важность для понимания
исторического развития
религии.
Они могут получить жизненное значение лишь после того, как интимное, лично-религиозное переживание откроет их живой смысл, причем кафолическая природа
религии побуждает особенно чтить
историческое предание.
В господствующем научном (религиозно-историческом) направлении под флагом науки обычно везется религиозная контрабанда: свою собственную
религию и религиозную философию при своем некритическом догматизме представители науки bona fide [Добросовестно (лат.).] выдают за выводы «научного» исследования.
Поэтому теперешняя религиозно-историческая доктрина представляет собой неразложимую смесь действительно научных, критически произведенных изысканий в области феноменологии
религии и определенных религиозно-философских учений.
Для того чтобы поставить трансцендентальную проблему
религии, нужно только не иметь никакой предубежденности, ни метафизической или спекулятивной, ни догматической, ни эмпирической: нужно смотреть на жизнь открытыми, простыми глазами и уделить всемирно-историческому факту
религии то внимание, которое ему естественно принадлежит, даже хотя бы в силу ее распространенности.
Потому
религия исторична по своей природе, вернее сказать, она возвышает
историческое до кафолического, и тот, кто не ведает этого, кто брезгает
исторической эмпирией под предлогом свободы вдохновения, тот недоросль в
религии.
Геффдинг говорит в своей «Философии
религии»: «Некогда
религия была тем огненным столпом, который шествовал впереди человеческого рода, указывая ему путь в его великом
историческом шествии. Теперь она все более и более превращается в лазарет, следующий за походом, подбирающий усталых и раненых».
За последнее десятилетие я окончательно изжил последние остатки
исторического романтизма, связанного с эстетизирующим отношением к
религии и политике, с идеализацией
исторического величия и силы.
В то время как
религия в своем
историческом проявлении максимально социализирована и объективирована и потому может выразить себя в иерархической организации, мистика не поддается социализации и объективации.
Демократическая, всенародная и всемирно-историческая христианская
религия была
религией послушания, несения бремени последствий греха.
Сам же он в своей
религии свободы духа выходит за пределы
исторического православия и католичества, он обращен к грядущему, в его откровениях о свободе есть что-то пророческое.